Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала - Страница 73

Палестина дорога́ Фругу не только как памятник былого величия народа. Своих соплеменников, которые видят в ней лишь тень, призрак отжившего прошлого, он гневно бичует, называя «бессмысленными пигмеями»:

Мне говорят они: «Священный край отцов,Чьё прошлое тобой восторженно воспето,Нам дорог лишь как мавзолей поэта,Пророка и царя, – как памятник вековНа век минувшего расцвета…»Слепцы безумные, в бесстыдной наготеОтвергшие покров родной печали!Гордиться предками имеют право те,Стыдиться за кого их предки бы не стали.

И поэт призывает:

Любить Сион, – любить, как любит ствол черешниДушистый, белый цвет своих ветвей,Как любит землю в полдень вешнийЗерно, посеянное в ней.

И шепчет молитву:

Зажги, о, Господи, над нашею дорогойЗарю, веками жданную зарю,Чтобы скитальца на родное лоноЗовущая теперь, звезда Сиона,Звезда надежды, не была однойИз тех падучих звёзд, что столько раз являлиСвой блеск мгновенный в ночь его печалиИ гасли в тьме ночной.

Он верит в возрождение евреев на земле праотцов:

Я вижу мой народ в стране его родной,Как в старые, давно исчезнувшие годы,То мирным пахарем с кошницей и сохой,То гордым витязем под знаменем свободы.

Его пламенная вера в будущее возвращение иудеев на Святую Землю отражена в сборниках «Сиониды и другие стихотворения. 1897-1902» (СПб., 1902) и «Песни исхода» (СПб., 1908). (Кстати, название «Сиониды» заимствовано Фругом у великого еврейского поэта средневековой Испании Иегуды Галеви.). Примечательно, что жизнь в Палестине ассоциируется у него с трудом на земле, и почти во всех стихотворениях на эту тему есть образы нивы и пахаря. Образы эти под его пером обретают многомерность и многозначность. Характерно, что и Всевышнего он называет «Хлебодатель всей вселенной» и говорит, что им, этим Хлебодателем, уготовлена для евреев «нива светлая для мирного труда». Но слово «нива» вдруг наполняется новым, широким смыслом:

Господь мой! Как пахарь, тебя я молю!Воззри на народ мой – на ниву мою.

И пахоте – процессу утомительному, длительному, но животворному, он уподобляет движение истории, которую «с острым заступом» проходит сквозь тысячелетия племя Израиля. И поэт настоятельно призывает евреев обратиться к своим истокам, вернуться к земле:

Вернись к Земле, – к садам и нивам,Когда-то, в блеске лучших дней,Приютом мирным и счастливымСлужившим юности твоей.Вернись к труду, к земле исконной.Среди лугов, среди равнин,Ты станешь, ими возрождённый,Душой и телом исполин.Как пыль с цветка в алмазных росах,С души ты смоешь прах забот;Скитальца посох, старый посох,Как жезл библейский процветёт.

Памятник С. Г. Фруга на 2-м Христианском кладбище в Одессе (открыт к 100-летию со дня кончины поэта).

Для него самая высшая молитва – это «пахаря грустный и кроткий псалом о ниве плодородной, о тучных пастбищах, о гроздях, о цветах». Самые заветные мечты – о поле, о сохе. Своё посвящение воспитанникам одесской земледельческой фермы он венчает словами:

Запишите слово «пахарь»,Как залог счастливых дней,Золотыми письменамиВ глубине души своей.

Он сочувственно цитирует слова пророка Иеремии: «Распашите себе новые нивы и не сейте между тёрнами». В «Гимне Сиона» поэт обращается к традиционному и близкому ему по жизни образу сеятеля:

Мы работники народа;Божья нива нам дана;Вера, знанья и свобода –Это наши семена.Ждали солнца мы веками, –Сейте ж, братья, в тьме ночной,Сейте бодрыми руками,Сейте с ясною душой.

Неслучайно колонистам Святой Земли он посвятил стихотворение, которое так и назвал – «Сеятелям». Он воспевает созидательный труд на своей земле, на родной ниве:

Сочных колосьев, с любовью взлелеянных,С пашен, рукою народной засеянных,Нет, не в кровавом дыму алтаря,Над преклоненной толпою, –Неугасимая наша заряСветит над нивой родною!

Как это ни парадоксально, но при всей разности и даже полярности взглядов и мировоззрений их создателей, идеал человека для Семёна Фруга чем-то поразительно близок образу русского крестьянина так называемых «писателей-деревенщиков». И у него, и у них это – человек труда с его любовью к родной земле, гордостью своими предками, добротой, прямодушием и чистотой помыслов. Хотя, как известно, каждый труд почётен, поэт считал, что светлые, кристально чистые еврейские души можно встретить не в сутолоке городской и местечковой жизни, не в водовороте купли и продажи, а на лоне природы, на груди кормилицы-земли. И он не боялся обличать свой народ, видя, что слова «пахарь» и «нива» подчас звучали диссонансом на русско-еврейской улице. Фруг высмеивал нервную суету делового мира, пресловутую «коммерцию», соседствующую с вопиющей нуждой основной массы еврейского трудового люда. В написанном на идиш стихотворении «Жарко и холодно» он бичует бездуховность и бессмысленность существования таких гешефтмахеров:

Кипятитесь, горячитесь, господин еврей,Вы скоро остынете…Вы спешите за товаром,За досками, за железом,За полотнами, шелками?Вы горите, вы кипите?Не забудьте ж, будьте добры,Когда вернётесь с ярмарки,С собою захватитьКусочек полотна, любезный!Стучат уж кружками!Работает пила,Четыре доски, два черепка,И всё готово.Вернулись с ярмарки последней…Скорей же, служки, засыпьте землёй!Ой, братики, холодно там,Ой, холодно, братики, там!