Четвёртый период, еврейско-арабо-испанский, XI–XIII вв., характеризуется как «золотой век» еврейской литературы. Стараниями выдающихся философов, медиков, астрономов, математиков, поэтов новоеврейский язык получил особую гибкость и богатство. Автор сосредотачивается на «поэте мировой скорби» Шломо ибн Габироле (ок. 1021-1058), «поэте покаяния» Моисее бен Иакове Ибн Эзра и, особенно подробно, на беззаветном певце еврейства Иег уде бен Шму эль Галеви. Это «поэтически просветлённый образ души народа в её поэтических ощущениях, в её исторической борьбе, в её патриотических чувствах и всемирно-историческом мученичестве». А систематизатор научных воззрений, составитель комментариев к Вавилонскому и Иерусалимскому Талмудам, а также «Мишне Тора» Моисей бен Маймон (Рамбам) аттестуется как герой чистого мышления, благородных желаний, возвышенных нравственных идей, в ком «гармонично соединились все яркие лучи заходящего солнца испанской блистательной эпохи».
Пятый, раввинский период, обнимает отмеченное гл убоким драматизмом время XIV–XVIII вв. Он вместил в себя и бесчинства инквизиции, с её преследованиями марранов и изгнанием иудеев из Испании [здесь предстаёт фигура великого Ицхака бен Абраванеля (1437-1508), министра двух королей, бежавшего в Италию, автора комментариев к Второзаконию и объяснения к историческим книгам Библии]. То было время инкунабул, печатавшихся в новооткрытых еврейских типографиях Италии, Турции, Португалии, Франции; жарких богословских диспутов, таких, например, какой вёл защитник еврейской науки Иоганн Рейхлин (1455-1522) и обскурант Иоганн Пфефферкорн (1749-1521); расцвета еврейской поэзии на разных европейских языках, с её богатством метрических форм, гимнами, песнями, аллегорическими поэмами (даже Талмуд и обрядовые кодексы излагались в стихах). Рассказывается и о еврейской общине «голландского Иерусалима» – Амстердама с её «романтикой мученичества и горячим стремлением к свободе» в лице Уриэля Акосты и Баруха Спинозы и их противоборством с воинствующим фанатизмом; о рождении еврейского народного языка («жаргона»), лексикографии и популярной литературы на нём, а также о национальной библиографии; о деятельности еврейских маскилим под предводительством Мозеса Мендельсона, переложившего Пятикнижие на немецкий язык. «Терновый куст Моисея был постоянно объят пламенем, но оставался несгораемым», – резюмирует Карпелес.
Наконец, шестой период назван литературой нового времени. Он берёт начало с основания в Берлине «Общества культуры и науки для евреев» (1819 г.) Леопольдом Цунцем, Эдуардом Гансом (1798-1839), Генрихом Гейне и др. и «Журнала для науки иудейства» (1822), который «внёс свет и ясность в тёмные шахты Агады» и всесторонне изучил богословские проповеди евреев, синагогальную поэзию средних веков. Говорится и о духовных поисках современного еврейства, например, о том, что Шимшон Рафаэль Гирш (1808-1888) стоял у истоков ортодоксального иудаизма, а Авраам Гейгер (1810-1874) был адептом его реформистского направления. Людвиг Филиппсон (1811-1889), издатель «Всеобщей газеты иудейства» (c 1837 г.), «наиболее даровитый журналист в еврейских кругах новейшего времени», характеризуется как «один из самых выдающихся борцов за реформу и эмансипацию». В зоне внимания – еврейские мотивы в европейской поэзии. Отмечается, в частности, что «Еврейские мелодии» Байрона были написаны для его друга юности, еврея Исаака Натана (1792-186 4):
Есть гнёзда у горлиц, нора у лукавой лисицы,Тебе же, Израиль, остались одни лишь гробницы.
Яркие страницы посвящены «певцу мировой скорби» Генриху Гейне и, в свою очередь, его «Еврейским мелодиям», а также Бертольду Ауэрбаху (1812-1882), Людвигу-Карлу Берне, Фрицу Маутнеру (1849-1923), Морицу Готлибу Сафиру (1795-1858), Натану Самуэли (1846-1921), Морицу Раппопорту (1808-1880), Соломону Кону (1825-1904) и др. Особое внимание уделяется Карлу Эмилю Францозу (1848-1904), Аарону Давиду Бернштейну (1812-1884), Леопольду Комперту (1822-1886) и др., литературная направленность которых – «разрушающийся мир еврейского гетто», а наиболее адекватные жанры, отвечающие «мелким страданиям и радостям, мелочным судьбам и внутренним движениям его обитателей», – очерк и повесть.
Если пользоваться терминологией Карпелеса, то Пётр Вейнберг был популяризатором еврейской литературы как раз «нового времени» и перевёл на русский язык произведения многих из указанных авторов. Событием большой общественной значимости стал выход двухтомника «великого политического сатирика» Карла Людвига Берне, под редакцией и в переводе Вейнберга (СПб., 1869), с приложением его биографической статьи об авторе. И необходимо воздать должное переводчику, который выбрал для издания «всё наиболее характеристическое» из творчества писателя и передал неповторимый стиль и выразительный строй оригинала. «Если когда-нибудь нужен был честный и твёрдый голос публициста среди наших журнальных фокусников, то это именно теперь, – отозвался известный критик Николай Шелгунов (1824-1891). – Берне будил совесть своих современников и не утратил этого драгоценного свойства до сих пор. Он всю свою жизнь посвятил борьбе за право независимого убеждения и свободного слова». Особенно публицистически яркими были статьи и памфлеты Берне, направленные против реакционеров, лжепатриотов и антисемитов в Германии: «Вечный Жид», «Парижские письма», «Надгробное слово Жан Полю Рихтеру» и, конечно же, знаменитый «Менцель-французоед», написанный, как выразился автор, «не словами и чернилами, а кровью сердца и соком нервов». Последняя статья бичевала литературного доносчика Вольфганга Менцеля (1798-1873), добившегося своими инсинуациями запрета бундестагом изданий «Молодой Германии» – творческого содружества прогрессивных литераторов, к коему принадлежали Гейне, Гуцков, Генрих Лаубе (1806-1884), сам Берне и др. В России произведения Берне обретали остро злободневное звучание и неслучайно подверглись самой жёсткой цензуре. Рецензент «Санкт-Петербургских ведомостей» (1869, № 309) настойчиво рекомендовал: «Прочтите, например, в блистательнейшем из памфлетов Берне “Менцель-французоед” всё то, что он говорит против безнравственности того формального узкого патриотизма, который нам проповедовался и проповедуется до сих пор нашими доморощенными Менцелями “Московских ведомостей” и “Голоса”, и вы в словах великого германского публициста найдёте полное и беспощадное разъяснение пошлой казуистики, поддерживающей подобный патриотизм». В 1896 году двухтомник был переиздан и также вызвал положительные отклики в печати. Интересно, что Алексей Плещеев в письме к Вейнбергу расценивал его перевод сочинений Берне как подозрительный, «неблагонадёжный» с точки зрения властей предержащих.